Джоанна Лэнгтон - Я все нашел… (Фиктивная помолвка)
Словно обжегшись, Одри отдернула руку и с искренним раскаянием сказала:
– Я не хотела вас обидеть.
– Обидеть?! – недоуменно воскликнул Филипп. – С чего это ты, черт возьми, вообразила, что…
– Вы вовсе не тот человек, у которого легко просить прощения, не так ли? Я, похоже, все больше и больше роняю себя в ваших глазах. Стоит мне открыть рот, и я несу какую-то чепуху.
– Тогда тебе лучше дать обет молчания, – сухо посоветовал Филипп.
Видимо, я действую ему на нервы, решила Одри, и от отчаяния ее плечи поникли.
– Не сутулься. – Филипп звонко шлепнул ее ладонью по спине, заставляя выпрямиться.
Я ему и впрямь ненавистна, мрачно подумала Одри. Любой мой поступок или фраза раздражают его, а я не привыкла, чтобы ко мне относились с неприязнью. Моя легкая натура не в силах мириться с его мрачным характером. Мы абсолютно разные люди. Его холодность и бесчувственность заставляет меня нервничать и совершать одну ошибку за другой. Мне никогда не удавалось собраться в присутствии Филиппа Мэлори, мозг просто отказывался мне подчиняться…
Заметив, что Филипп бросил опасливый взгляд на ее дрожащие губы, Одри поспешила заверить:
– Я не стану плакать… нет!
– Тебе не удалось меня убедить. – В ее широко раскрытых глазах блеснули слезы, и Филипп неожиданно довольно грубо воскликнул: – У тебя поразительные глаза!
Одри показалось, что окружающий мир перестал существовать. Она утратила способность двигаться, в ее затуманенном мозгу не осталось места мыслям. И в то же время девушка смутно ощутила необъяснимое томление, подобно голодному дикому зверю начавшее терзать ее. От этого ей стало еще хуже, но она не могла пошевелиться, не могла произнести ни слова, не в силах была противиться волшебным чарам.
– Мне и впрямь что-то немного не по себе, – заставив себя наконец отвести взгляд, беспомощно пробормотала Одри и, ничего не замечая вокруг, попыталась отойти от Филиппа.
– Не по себе? – безразлично повторил он и, вытянув руку, вернул Одри на место.
– Я себя не очень хорошо чувствую. – Ее действительно бросало то в жар, то в холод, голова кружилась, а ноги подкашивались. – Надеюсь, это не грипп… Возможно, я расстроилась, что теперь вряд ли скоро увижу Келвина. Да, а как понимать вашу фразу о моих глазах?
Филипп усмехнулся.
– Я пытался отвлечь тебя, и мне это вполне удалось.
Отвлечь? От чего? Ах да, слезы. Он решил, что я на людях собираюсь разрыдаться и этим скомпрометировать его. Конечно, его замечание насчет моих «поразительных глаз» не что иное, как чудовищная ложь. Удивительно, что ему еще удалось не скорчить при этом гримасу.
Филипп подтолкнул Одри к дверям огромного магазина, перед которым они стояли, и, едва преступив порог, тут же куда-то исчез. Оказавшись в царстве дорогих товаров, Одри растерялась и могла лишь беспомощно вертеть головой по сторонам.
Наконец в поле ее зрения попал Филипп. Он чувствовал себя в этом роскошном магазине как рыба в воде и явно выделялся на фоне богатой публики, среди которой, возможно, были и более состоятельные, чем он, люди. Так, словно он имел дело с заразным больным, Филипп остановился на расстоянии добрых четырех футов от Одри.
– Сейчас тебе подберут одежду. Рассматривай это как необходимый реквизит и не спрашивай мнения продавщицы. Она знает, чего я хочу.
Не проронив больше ни слова, он с холодным достоинством удалился. Одри растерянно смотрела ему вслед, гадая, чем заслужила такое безразличное отношение. Видимо, она сама во всем виновата. Без чувства такта, неуклюжая и мешающая другим своей впечатлительностью. Три недостатка, которыми никогда не страдал Филипп Мэлори.
Вечером следующего дня Одри придирчиво рассматривала себя в зеркале. Неужели это действительно она? Голубая юбка из крепа и жакет из той же ткани делали заметными все особенности ее фигуры, что было для Одри непривычно. Что же касается шелковой блузки, то всякий раз взгляд Одри натыкался на глубокий вырез. Каблуки изящных босоножек были такими высокими, что она с трудом передвигалась.
Прозвучал звонок стоящего рядом с ее кроватью телефона, и Одри сняла трубку.
– Я хочу, чтобы через десять минут ты была в гостиной, – сказал Филипп.
– Еще немного, и вы меня бы не застали. Я уже собиралась уходить к Келвину, – бодро сообщила Одри. – Черт, потребуется время, чтобы привыкнуть к этим каблукам! – воскликнула она, споткнувшись на пороге гостиной и схватившись за дверную ручку, чтобы устоять на ногах.
Филипп, поднесший к губам бокал с коньяком, замер. Одри тоже превратилась в соляной столб: в смокинге Филипп выглядел убийственно привлекательным. Но и Филипп почему-то тоже уставился на нее, и, смущенная этим обстоятельством, Одри покраснела и забеспокоилась.
– Это надолго? Я не хотела бы разминуться с Келвином.
– Маловероятно, что он тебя ждет. – Глаза Филиппа скользили по блузке Одри, затем переместились на юбку, подчеркивавшую тонкость талии, после чего остановились на изящных щиколотках стройных ног. – Вот ведь дура! – вырвалось вдруг у Филиппа. – Я же ей объяснил, что от нее требовалось! Ты выглядишь черт знает как! Вырез на блузке чересчур глубокий. Юбка слишком короткая.
В явном замешательстве Одри уставилась на него.
– Юбка всего на три дюйма выше колена…
– Совершенно неприемлемо для Максимилиана, и уж совсем не годится, чтобы в таком виде заниматься стиркой барахла Келвина, – с издевкой объяснил свое недовольство Филипп.
– Я хотела похвастаться перед ним обновками…
Филипп недоуменно поднял брови, и Одри, устыдившись своего мелочного тщеславия, густо покраснела. Почувствовав себя безвкусно вырядившейся и в то же время полураздетой, она отбросила ярко рисуемую воображением картину того, как Келвин, увидев ее в новом обличии, тут же поймет, что она именно та женщина, которая нужна ему. Одри вдруг почувствовала, что даже благодарна Филиппу за критику. Она наденет свою обычную одежду и удалит с лица косметику – вовсе незачем показывать Келвину, что она старается ему понравиться. Это может отпугнуть его и нанести непоправимый ущерб их дружбе.
– Сейчас должен появиться ювелир, и ты выберешь обручальное кольцо.
– О!
– Потом можешь оставить его себе.
– Нет. Я хочу, чтобы у меня было настоящее обручальное кольцо, а это буду считать взятым напрокат.
Вскоре появился ювелир. Одри жалела, что не успела переодеться: Филипп прекрасно знает, о чем говорит, и если он считает, что в этом наряде она чрезмерно демонстрирует свое тело, то, видимо, он прав. Ей стало стыдно, что она сама не догадалась об этом.
– Итак, можешь выбирать, – нарушил гнетущее молчание Филипп.
